line.jpg (1029 bytes)high.jpg (1332 bytes) ВЕСТИ С ЮЖНОЙ ГРАНИЦЫ
НАСИЛИЕ ДЕЛАЕТ ДОБРОДЕТЕЛЬНЫМ?

В ответ на

Михаил Магид 
РАБОТА ДЕЛАЕТ СВОБОДНЫМ?
(цитаты далее курсивом)

Мировоззрение Фридриха Хайека, а вслед за ним - современного неолиберализма - основывается на классических представлениях либеральных демократов о том, что, пребывая в мире, люди следуют своим эгоистическим интересам.

Данное утверждение имеет смысл только тогда, когда приводится четкое определение, поясняющее, что такое "эгоистические интересы". Здесь возможны две трактовки. Во-первых, мы можем назвать эгоистическим интерес человека к личному выживанию, сохранению здоровья, материальному благополучию и уважению окружающих, если он поставлен выше всех остальных ценностей. В обыденной речи слово "эгоизм" употребляется именно в этом значении и, как правило, связывается с безнравственным поведением. Разумеется, ни Хайек, ни создатели классического либерализма никогда не говорили, что так ведут себя все люди. Вторая трактовка выражения "люди следуют своим эгоистическим интересам", означает, что люди всегда стремятся делать то, что им нравится, что кажется им более привлекательным, что уменьшает беспокойство, испытываемое действующим человеком. Это мнение действительно разделяли все выдающиеся либералы, однако оно тривиально. Любой человек действует так, чтобы стать более счастливым. Однако представления о счастье у разных людей сильно отличаются. Для одного высшей радостью будет прекращение на Земле всех войн, а для другого – возможность замучить беззащитное существо. Но оба "эгоистичны" во втором смысле.

Однако чтобы дело не дошло до войны всех против всех, необходимо государство, все механизмы которого направлены на сдерживание агрессивных инстинктов человека.

По мнению либералов, государство – не лучший из институтов, решающих эту проблему. Агрессивные инстинкты человека могут сдерживаться не только страхом перед полицией, но и культурными традициями. Различные религиозно-этические учения, философские теории, художественные произведения и народные обычаи удерживают многих людей от безответственного поведения даже тогда, когда государственное правосудие не работает.

Людям и самим надлежит, по крайней мере, отчасти, смириться с некоторыми ограничениями их свободы, а именно: не грабить, не убивать, не желать жены ближнего, честно и упорно трудиться. Тогда их общество (вернее - не общество, а "расширенный порядок", - см. далее) окажется в состоянии предоставить им все блага цивилизации: свет, тепло, канализацию и богатство.

Кроме того, в таком обществе будет превосходный нравственный климат.

В соответствии с принципом "невидимой руки" Адама Смита, свободный рынок сам урегулирует все возникающие экономические проблемы, достаточно, чтоб люди стремились извлечь личную выгоду из своей экономической деятельности, действуя исключительно как эгоисты, и не нарушали при этом правила торговли.

Об этих двух условиях нельзя говорить в одной модальности. Люди неизбежно действуют "исключительно как эгоисты", но во втором значении, а не в первом. Что же касается соблюдения "правил торговли", то здесь люди свободно выбирают, нарушать их или нет. Если они предпочитают соблюдать их, экономические проблемы решаются, а если попирают, уровень жизни снижается.

Представители неолиберальной идеологии предлагают свое объяснение тоталитаризма и критику этой системы. Причины этого явления они видят в господствовавших в первой половине XX столетия социалистических и коммунистических учениях. Социалисты и коммунисты выступали против рыночных отношений, стремились полностью или частично заменить их государственным или общественным регулированием экономики. В результате в руках государства оказалась сосредоточена огромная экономическая и политическая власть, превратившая людей в рабов.

В условиях коммунистического режима вся полнота ответственности за принятие экономических решений лежит на государстве, которое монопольно контролирует экономику и концентрирует в своих руках всю власть. Такое государство уже никто и ни в чем не может сдержать или ограничить. Это гигантская, бюрократизированная до предела монополия, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Граждане такого государства обречены на рабское существование, на стояние в очередях в государственные кормушки, где чиновники выдают им скудный паек, а взамен требуют полной лояльности. Это и есть тоталитаризм.

Пожалуй, с таким объяснением причин тоталитаризма можно было бы отчасти согласиться, во всяком случае, критика госмонополизма и тирании во многом справедлива. Но почему же социалистические и коммунистические учения имели такую популярность, как они сумели овладеть доброй половиной государств на нашей планете?

Причина та же, из-за которой в течение многих веков существовала идеологическая монополия церкви и религиозная нетерпимость. Деспотическое правительство всегда стремится манипулировать народными массами, стравливать между собой различные этнические, социальные и конфессиональные группы, отвлекая их от борьбы за общую свободу. Инквизиция возбуждала в людях ненависть к "еретикам" и "ведьмам", гитлеровцы обвиняли во всех проблемах Германии евреев, а большевики внушали народу, что все зло идет от помещиков и капиталистов. Настоящей причиной несчастий, однако, было невежество народа и цинизм правящей верхушки.

Вульгарные объяснения в духе мирового коммунистического (или социалистического) заговора Хайек и его последователи отвергают. Ведь такие теории не объясняет огромной популярности тоталитарных учений.

Если сторонники бюрократической теории тоталитаризма (Андре Горц) считают формирование рыночных отношений одной из важнейших причин, приведших к росту бюрократизма, то неолибералы решительно противопоставляют рынок и бюрократию. Правда, Хайек в своей работе "Общество Свободы" признает, что внутри крупных корпораций складывается тип отношений, основанный на иерархичности и бюрократизме, и это, конечно, отнюдь не способствует развитию общественной свободы. Но, в целом, с точки зрения неолибералов, рост влияния бюрократии в большинстве случаев противоположен интересам субъектов рыночных отношений: бизнес скорее заинтересован в свободной торговле и относительно простых законодательных правилах, чем в государственной регламентации и протекционизме.

Нет, дело не в заговорах и не в бюрократизме, как таковом, а в исконном стремлении людей к коллективистским формам общественного устройства и к социальному равенству - в стремлении, с точки зрения Хайека, ошибочном.

Хайек никогда не осуждал людей, добровольно объединяющихся в общины, основанные на уравнительных и коллективистских принципах. Свободное сотрудничество, основанное на взаимном согласии, казалось ему главной опорой цивилизации. С точки зрения Хайека, ошибочными были только такие попытки установления коллективистских форм общественного устройства, которые основывались на принуждении, на насилии против личности.

Это стремление Хайек называет "пагубной самонадеянностью" и посвящает ему целую книгу с аналогичным названием.

"Пагубной самонадеянностью" Хайек называл желание разрушить естественно сложившийся порядок добровольного взаимодействия между людьми и заменить его системой централизованного насилия, принудительного распределения экономических благ государством.

Человечество, говорит Хайек, не сразу пришло к современным формам общественного устройства, основанного на рыночных отношениях и частной собственности. Этому предшествовали десятки тысяч лет существования в маленьких, часто изолированных друг от друга общинах, основанных на принципах коллективного взаимодействия и социального равенства. В мышлении людей и сегодня присутствую какие-то архаические пласты, связанные с этой древней эпохой, которые закреплены в нашей культуре и передаются из поколения в поколение. И не только присутствуют, но и в значительной степени задают мотивы нашего поведения. Такому обществу Хайек противопоставляет современное общественное устройство - рыночную систему, - где поведение людей определяется с помощью спонтанного взаимодействия на основе законов спроса и предложения, а не на основе личных связей. Он даже отказывается называть капитализм "обществом" - чтобы избежать "опасной путаницы" - и предлагает собственное название – "расширенный порядок": 

"Товарищество индивидов, поддерживающих тесные личные контакты, и структура, формируемая миллионами, связанными только через сигналы, исходящие от длинных и бесконечно разветвленных цепочек обмена, – образования совершенно разного типа, и одинаковое их наименование не только является фактической ошибкой, но и почти всегда мотивировано подспудным желанием создать расширенный порядок по образу и подобию любезного нашим сердцам братского содружества. Удачно охарактеризовал такую инстинктивную ностальгию по малой группе Бертран де Жуванель, сказавший, что "среда, в которой первоначально жил человек, остается для него бесконечно привлекательной, однако любая попытка привить ее черты обществу в целом утопична и ведет к тирании"".

Если эти мечты воплотятся в жизнь, то придется расстаться с частной собственностью и рынком, которым, - справедливо замечает Хайек, - нет места в "маленькой архаической общине", ведь они противоречат "любезной нашим сердцам идее братского содружества". Поэтому, главный неолиберальный рецепт борьбы с тоталитарными тенденциями - это расширение сферы применения свободного рынка, жесткое законодательное закрепление механизмов частной собственности и разгрузка государства от экономических функций.

Однако здесь становится уместным вопрос: если свобода совершенно противоположна "инстинктивной ностальгии по малой группе", как утверждают неолибералы, то не приведет ли воцарение этой "свободы" к уничтожению таких свойств человеческой натуры, как доброта, отзывчивость, взаимопомощь, солидарность?

Неолибералы такого не утверждают. В условиях свободы любая группа людей имеет возможность объединиться в сколь угодно малую "архаическую общину" и отказаться от контактов с внешним миром. Более того, при желании каждый сможет в любой момент выйти из такой общины и вернуться в общество расширенного порядка. В древности такого выбора у людей не было. Что же касается моральных качеств, то очевидно, что если человека изолировать или подвергнуть насилию, это не обязательно сделает его более добрым, отзывчивым и бескорыстным. И наоборот, свобода и возможность обладать собственностью вовсе не означают, что человек автоматически превращается в жестокого и черствого стяжателя.

Не будет ли "общество свободы" настолько холодным и эгоистичным, что в нем не захочется жить никому, кроме теоретиков неолиберализма? К тому же, если, по представлениям Фридриха Хайека, архаические культурные пласты почти неуничтожимы, "бесконечно привлекательны" и играют огромную роль в жизни людей, то стоит ли вообще с ними бороться?

Это смотря какие пласты. В традиционных деревенских обычаях много прекрасного, но есть и темные пережитки.

Может быть, как раз более "естественно" было бы поискать какие-то возможности для синтеза этих коллективистских устремлений и идеи индивидуальной свободы?

Конечно, каждый член свободного общества имеет право на такой поиск. Любая добровольная ассоциация, любой кооператив, община или некоммерческая организация является примером такого синтеза. Государство ни в коем случае не должно запрещать подобные инициативы, однако и к тем, кто не хочет в них участвовать, не следует применять насилие.

Особую откровенность Хайек обретает, наконец, в своей последней книге, о которой мы уже упоминали, – в "Пагубной самонадеянности". Нужно ведь как-то объяснить, почему эта система все же возникла, несмотря на огромное сопротивление, стала почти глобальной, и утвердилась, да так, что "многому вокруг пришлось потесниться". В заключительной части "Пагубной самонадеянности", в разделе под названием "Естественный отбор блюстителей традиций", Хайек предлагает вниманию читателей свое объяснение: "Часть ответа сводится к тому, с чего мы начали, к эволюции систем морали через механизм группового отбора. Просто-напросто выживают и умножаются группы, ведущие себя требуемым образом".

Разве это не так? Эволюция действительно покончила с наиболее явными формами деспотизма, показав их неспособность выдержать конкуренцию с более свободными обществами. Этот процесс будет продолжаться.

Ранее Хайек намекает на такой вывод следующими рассуждениями: "В социал-дарвинизме много ошибочного, но резкое его неприятие, высказываемое сегодня, отчасти обусловлено его конфликтом с пагубной самонадеянностью, будто человек способен лепить окружающий мир в соответствии со своими желаниями". В соответствии с мировоззрением Хайека, ошибка социал-дарвинизма состояла в чрезмерном увлечении биологизаторством. Тогда как человек - это все же не животное. Поэтому, хотя в человеческом обществе действуют те же механизмы естественного отбора, что и в живой природе, но не на биологическом уровне, а через закрепление определенных норм поведения, определенных обычаев и элементов культуры у тех сообществ, которые сумели выжить в конкурентной борьбе. А выживают наиболее сильные в экономическом отношении, наиболее эффективные сообщества. И Хайек апеллирует к уже хорошо знакомой нам концепции, к древнему изречению философа Гераклита: "Война – основа всего".

Хайек никогда не утверждал, что рыночные и демократические страны имеют право совершать агрессию против тоталитарных. Очевидно, что у Гераклита "война" символизирует диалектическое противоречие, а в современном мире конкуренция между социальными системами, как правило, происходит в мирной форме. Советский застойный социализм, так же как и режим Франко, прекратил существование потому что люди пришли к выводу, что он неэффективен. А западный полукапитализм, который торжествует сегодня, будет отброшен, когда люди смогут сравнивать его с обществом, где насилия еще меньше.

Но что тогда должно произойти с теми сообществами и индивидами, которые не сумеют выиграть в войне? В войне ведь всегда кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает (впрочем, бывает и так, что погибают все…). На это Хайек намекает в следующем отрывке:

"Оборот "социальная справедливость", по очень давнему и резкому выражению одного более мужественного, чем я человека, - это просто "семантическая передержка, темная лошадка из той же конюшни, что и "народная демократия""".

Иначе говоря, упорный труд и экономическая эффективность позволят людям и обществам надолго задержаться в этом мире, но если у них ничего не выйдет, – пусть пеняют на себя. Работа делает свободным.

Очевидно, что человек, который не производит достаточно товаров или услуг, чтобы обменять их на необходимые средства существования, может делать только три вещи: умереть, ограбить кого-нибудь или принять чужую помощь, если она предложена. Это факт, нравится он нам или нет.

Однако нацисты - и те, которые были когда-то, и те, которые есть сейчас, - еще более откровенны, чем неолибералы, и открыто признают, что жизнь в "обществе свободы" окончится для многих из нас на дне выгребной ямы...

Люди обладают свободой выбора, а их будущие действия неизвестны, поэтому никто не может достоверно знать, как закончится жизнь "многих из нас". Если упорным и эффективным трудом займутся лишь немногие, и мало кто захочет оказать помощь бедным, большинство населения умрет с голоду. Но если трудолюбие и стремление к благотворительности станут всеобщими качествами, то и в "выгребную яму никто не попадет". Эта очевидная закономерность действует независимо от того, какой строй принят в обществе: рыночный капитализм или насильственный социализм. Неизвестно, что выберут люди, но ясно, что от насилия они не становятся ни более щедрыми, ни более производительными.

май 2001
Валерий Кизилов

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ